Лосева В., Акуньков А. Свобода от тела — свобода от мысли?
Улыбающийся супермен с рекламного плаката, выполненного в стиле голландской живописи и изображающего стол с огромным количеством всяких яств, утверждает, что может съесть все это за один раз, не испытывая тяжести в желудке. А все потому, что он регулярно принимает препарат X, сделанный исключительно из природных компонентов, который позволяет избежать неприятных ощущений при переедании. "Примите X и отправляйтесь на вечеринку" — советует супермен.
Итак, последовав его совету, любой может стать свободным от «ограничений» собственной телесности. А став столь свободным и неподконтрольным в своей телесности, можно, чего доброго, что-то и перепутать. Например, посчитать изделие У пищевым продуктом, ведь про него с экрана говорят: "Невозможно съесть только один кусочек — чем больше ешь, тем больше хочется". Хотя даже кошке понятно, что продукт, не утоляющий естественного чувства голода, в пищу не годится. Но так считает примитивное животное, а не индивид, победивший ограничения своей телесной природы. Последний, по-видимому, может перепутать чувство удовлетворения с чувством ненасытимого влечения к пище (булимии). А все потому, что потеряв контакт с естественными телесными ощущениями, он неминуемо попадает в пространство языковых символов, где критерии индивидуальной пользы не столь очевидны.
Это легко объяснить, вспомнив, что наше тело принадлежит лично нам, а слова и символы находятся в общественной собственности, откуда мы их и заимствуем. Кому-то это идет на пользу, а кому-то — во вред.
Конечно, и в языково-символическом пространстве могут быть найдены критерии индивидуального блага и индивидуального неблагополучия. Но для этого нужна работа собственной мысли. А это не всегда привлекает, ведь отсутствие своей мысли в современном мире часто облегчает жизнь, не угрожая личной безопасности, а, напротив, облегчая «совпадение» с господствующими взглядами и принося «успокоение». Разумеется, до поры до времени, пока человеческая телесность не проявит себя в форму бунта, выражающегося в соматическом симптоме.
Но и тут индивид оказывается не одинок. Цивилизация позаботится о нем, так же как раньше она позаботилась о создании симптома. Она опять предложит что-нибудь съесть, и опять же созданное из природных компонентов. Так замыкается круг, центром которого является убеждение, что другие ("специалисты") лучше меня знают, в чем состоит источник блага для меня. И тогда внимание к собственным телесным ощущениям становится вовсе уже излишним, ведь существуют приборы, которые лучше меня определят, как я себя чувствую.
Индивид, несколько раз пройдя по этому замкнутому кругу, может заподозрить, что здесь что-то не так, и у него может возникнуть запрос к специалистам другого жанра, ориентирующих на иной образ жизни, холистическое понимание здоровья, более этичное отношение к своей телесности, выявление связи между стереотипами мышления, поведения, чувствования и возникающей симптоматикой.
Но и здесь он может попасть в ловушку благоразумного компромисса, выражающегося в идее гармоничного совмещения «традиционных» и «нетрадиционных», физиологических и психологических методов воздействия на свое тело. Можно, конечно, совместить различных специалистов под крышей одного здания, но совмещение противоположных подходов и взаимно исключающих идеологий в отдельно взятой голове может привести лишь к новому симптому или неврозу. То, что эти подходы противоречат друг другу, обнаружить довольно трудно, ведь во многих книгах по холистической медицине приговаривается, что эти методы не отменяют и не заменяют традиционных методов лечения.
В таком случае можно было бы ожидать, что в книгах по традиционным методам лечения содержались бы аналогичные приговоры, а именно: что традиционные методы не отменяют и не заменяют нетрадиционных. Но этого, как говорится, не наблюдается… А то, что наблюдается, а именно: пристройка снизу холистических подходов к человеческой телесности к официальной медицине, может быть объяснено трудно скрываемым чувством вины и страха наказания у людей, разделяющих холистические взгляды, а также элементарным распределением власти над вашей телесностью, сложившимся в социально-санкционированных сферах медицины.
Концептуальная несовместимость этих подходов становится наиболее очевидной, если мы заметим, что представление о человеческой телесности в современных духовных практиках нерасторжимо связано с личным психологическим и телесным опытом человека, с системой его ценностей. В рамках так понятого монистического подхода не существует никакой психофизиологической проблемы как проблемы взаимодействия психического и физиологического, душевного и телесного.
В отдельно взятом живом индивиде нет двух разнонаправленных волнений, одно из которых принадлежит психике, а другое — физиологии, «организму». Физиология, «организм» являются лишь реализаторами душевно-психологических волнений индивида, которые могут быть как сознательными, так и бессознательными.
Биологически-ориентированная медицина исходит из понятия организма, живущего своей отдельной от психики жизнью и напоминающей гигантский компьютер, который программирует неизвестно кто. Для слежения за деятельностью этого неизвестного разрабатывается гигантская аппаратурная диагностика, которая тоже должна освободить человека от внимания к своему телесному опыту, сделав его ненужным. Такая медицина основное внимание уделяет механизмам развития патологических процессов и неявно пропагандирует идею о беспомощности и слабости человеческой телесности, будто бы не обладающей способностью к естественному самоисцелению.
Материальным воплощением этого страха перед беспомощностью человеческого тела и неверия в его ресурсы является громадный рост медицинской технологии. Невинный вопрос студентам-старшекурсникам медицинского института — "Расскажите, как это заболевание проходит само?" — обычно ставит их в тупик. Многие из них вообще не верят, что какое-либо заболевание может пройти само. Это и неудивительно, ведь обычная подготовка медиков не включает в себя изучение механизмов естественного самоисцеления.
Надо сказать, что эта способность зафиксирована в медицинской практике как так называемый «плацебо-эффект», часто неправильно толкуемый как эффект «пустышки». По нашему мнению, этот эффект является универсальным источником исцеления. Если человек выздоровел, то сработал плацебо-эффект, независимо от того, лечим человека, или заболевание прошло само. Но у кого и как этот эффект «запускается» — остается большой тайной. Как говорится, "по вере вашей дается вам". Для кого-то это могут быть традиционные методы, для кого-то — нетрадиционные. Но заметим, что конечный эффект обусловлен готовностью человека изменить свою жизнь к лучшему, а не вернуться к известному состоянию "до болезни". И тогда оказывается, что в чем-то студенты-медики правы. Ведь они наблюдают, что улучшение резко возникает «само» у тех людей, которые хотят мыслить, чувствовать, действовать как "до болезни", и при этом чувствовать себя хорошо.
Кстати, обратите внимание на самый смысл выражений "чувствовать себя хорошо" и "чувствовать себя плохо". Первое означает хорошо себя понимать, видеть причины и следствия своих состояний и действий. Второе означает нечто прямо противоположное. Именно это имеется в виду, когда говорят, что кто-то "хорошо чувствует свою машину" или материал, с которым работает.
Хорошее самопонимание всегда включает в себя работу мысли, т. к. телесные ощущения часто нуждаются в интерпретации. Поэтому бегство от телесного опыта санкционирует отказ от работы ума.
Это легко понять, если вспомнить, что во взрослом состоянии мы уже во многом отрезаны от восприятия приятного и неприятного, отождествленного в раннем детстве и у животных с ощущением полезного и вредного. Далее, в ходе социализации, эти пары расщепляются и удаляются друг от друга, замещаясь культурно-принятыми стереотипами, так что человеку уже трудно доверять своим «естественным» ощущениям, давно уже ставшим искусственными. При возникновении симптоматики или по другим, более «возвышенным» причинам, человек стремится вернуться к естественности простых и здоровых ощущений детства (как говорил один дзэнский мастер, "когда я голоден — я ем, когда я хочу спать — я сплю"). И человеку приходится заново переучиваться, вновь научаясь любить, например, простую пищу или другой образ жизни.
Часто причиной телесных разрушений в психосоматически-ориентированной медицине считают так называемую «алекситимию», т. е. неспособность адекватно выразить свои эмоции в словах. Тем самым, по этой логике, тело берет на себя функцию речевого выражения эмоций, создавая симптом, «устроенный» по аналогии с речевым сообщением. Например, при невозможности рационально разрешить ситуацию у человека начинает болеть голова. Или при страхе и нежелании услышать о себе нечто отрицательное начинает страдать функция слуха.
Общим радикалом в данных примерах является эмоция страха и соответствующее ей нереализованное поведение избегания. Тогда закономерно было бы предположить, что если человек окажется в состоянии беспрепятственно рассказывать окружающим о своих страхах, встречая у них поддержку и понимание, то симптом у него пройдет. Но в реальности это часто не наблюдается.
Как осознание вытесненных переживаний, так и сообщение о них могут и не привести к улучшению состояния, если не будут совершены умственные или физические действия, направленные на улучшение жизненной ситуации.
Постольку поскольку человеческое тело является не только органом восприятия мира, но и действия в нем, оно не может удовлетвориться решением половины задачи. Поэтому типичным запросом пациента к психотерапевту является не только вопрос "Почему это случилось со мной?", но и "Что мне теперь делать, когда я это все понял?"
Кроме того, эмоции человека не являются источниками первичной информации, а выступают в качестве результата когнитивной переработки ситуации. Те или иные стереотипы эмоционального реагирования являются результатом социализации и научения. Эмоциональные реакции детей на различные стимулы похожи друг на друга по знаку, но только в раннем детстве. Например, громкий неожиданный звук ни у кого из младенцев восторга не вызывает.
Когда у взрослых возникает необходимость в переучивании и приобретении новых жизненных навыков, они начинают с перестройки мыслительных и поведенческих стереотипов, а не с ожидания новых эмоций на прежние стимулы. Они знают, что эмоции не задержатся при успехе перестройки мышления и поведения.
Если критерии эмоционального реагирования уже искажены, то открытие вербального канала для выражения этих эмоций, а также поддержка окружающих в этом, может лишь закрепить и усилить эти искаженные критерии. Все дело в когнитивной переработке прежних критериев и выработке новых.
И тогда симптом выполняет позитивно-защитную роль, побуждая человека думать о нем, чувствовать себя, а не закреплять в межличностном общении устаревшие формы реагирования.
Конечно, у людей со сходными симптомами наблюдаются близкие психологические проблемы. Это позволяет создавать словари, где каждому симптому приписывается определенная психологическая проблематика. Например, бронхиальная астма соответствует субъективной невозможности найти выход из удушающей ситуации. Эти книги приносят определенную пользу, поскольку развивают у читателей интуицию и способность к пониманию посланий своего тела.
Однако, как сказано выше, одного понимания недостаточно просто потому, что если человеку неясно, что делать с этой субъективной невозможностью и удушающей ситуацией, и он не осуществит выбора новых поступков, то его тело будет продолжать подсказывать человеку, выступая в качестве последней инстанции истины (духа), что он является не только субъектом переживания, но и субъектом действия в своем жизненном мире.
Значит ли это, что хорошо себя чувствуют только духовно-развитые и «нравственные» люди? Нет, не значит, и примеры хорошо себя чувствующих хамов, хулиганов и психопатов может привести каждый. Для иллюстрации этого феномена можем предложить следующий условный график.
По оси Y отложим заболеваемость (физическое неблагополучие). Поскольку этот процесс является массовым, то он должен подчиняться закону нормального распределения.
Из графика следует, что существуют две категории лиц с низкой заболеваемостью. Причем параметр X для первой категории будет иметь низкие значения, а для второй — высокие. Что же это за параметр X?
По нашему мнению, этот параметр описывает соотношение между действием и его осознанием.
Для первой категории людей (0 — XI) характерно множество импульсивных ("непосредственных") действий с малой степенью их осознания.
Для второй категории (Х2 — Г), характерно небольшое количество действий и глубокое самоосознание.
К первой категории как раз и относятся физические здоровые хамы, хулиганы и психопаты, не обременяющие себя осознанием своих поступков и проблемами нравственного выбора.
Ко второй — мудрые люди, независимо от пола и возраста.
Большинство же населения не могут быть отнесены в своей повседневной жизни ни к первым, ни ко вторым и находятся в средней части графика. Они либо не доделывают дела, которые должны сделать, либо не доводят до конца мысли, которые нужно додумать.
Драматизм ситуации состоит в том, что, попав в среднюю часть графика, человек уже не имеет возможности безнаказанно вернуться в варварство. У него это уже не получится даже при сильном желании и ежедневном избивании подушки в кабинете у психолога. Остается путь только вперед — в заканчивании незавершенного и в осмыслении непонятого.
Текст статьи взят из хрестоматии "Свободное тело" (редактор - составитель Владимир Баскаков), найденной в свободных источниках сети Интернет.